ДЕЛО ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО
Источник:
Хроника Текущих Событий: выпуск 23 (Материалы общества "Мемориал")
26 ноября 1971 г. Инициативная группа по защите прав
человека в СССР в письме, адресованном Пятому Международному
конгрессу психиатров в Мехико, заявила о своем присоединении
"к Обращению и предложениям Комитета прав человека,
направленным на разработку мер, ограничивающих возможность
произвола и злоупотреблений по отношению к лицам, признанным
психически больными или подвергающимся психиатрической
экспертизе" (см. Хронику N22).
"Разделяя тревогу по поводу несовершенства гарантий прав
этих лиц, - говорится в письме, - мы сочли необходимым
попытаться привлечь особое внимание участников Конгресса к
наиболее срочному и практически важному, по нашему мнению,
вопросу о психиатрических критериях невменяемости,
употребляемых в судебно-медицинской экспертизе во время
следствия и суда над людьми, которым предъявляются
политические обвинения". Перечисляя документы, использование
которых, по их мнению, было бы полезно в данной связи
(дневники П.Г.ГРИГОРЕНКО, письмо В.ФАЙНБЕРГА, книга Ж. и
Р.МЕДВЕДЕВЫХ "Кто сумасшедший?"), авторы письма особо
подчеркивают заслуги ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО, благодаря
инициативе которого участникам Конгресса (и всему миру) стали
доступны материалы, характеризующие противоправную практику
таких экспертиз в Советском Союзе.
28 ноября 1971 г. Инициативная группа обратилась к
генеральному прокурору СССР Р.А.РУДЕНКО (копия - Международной
лиге прав человека) с протестом против очередных беззаконий,
жертвой которых стал БУКОВСКИЙ. Его желание воспользоваться
услугами адвоката Д.И.КАМИНСКОЙ, защищавшей его ранее, было
отклонено следователем на том основании, что КАМИНСКАЯ не
имеет "допуска" к "секретным" делам. (Довод этот был повторен
24 ноября 1971 г. председателем президиума Московской коллегии
адвокатов, К.АПРАКСИНЫМ.) Отмечая незаконность практики
подобного рода "допусков" и отсутствие в создавшейся ситуации
какой бы то ни было гарантии неприменения к БУКОВСКОМУ
незаконных методов воздействия со стороны следствия (мать
БУКОВСКОГО за все время его ареста не имела с ним ни одного
свидания, ни одного письма, так что он был полностью лишен
связи с внешним миром), авторы письма пишут:
"Ввиду отсутствия адвоката до сих пор неизвестно, в
чем конкретно обвиняется БУКОВСКИЙ. Отсутствие адвоката
может способствовать сгущению тайны вокруг самого суда,
вплоть до того, что о его начале не будет заблаговременно
известно. Мы требуем допустить к делу БУКОВСКОГО
требуемого им адвоката - КАМИНСКУЮ Д.И., полной гласности
предстоящего судебного процесса над ВЛАДИМИРОМ
БУКОВСКИМ... Мы уверены в полной невиновности ВЛАДИМИРА
БУКОВСКОГО, но в настоящий момент воздерживаемся от
естественного требования его освобождения, так как
убеждены, что гласности процесса, при обеспечении прав на
защиту, достаточно для доказательства его невиновности".
29 ноября 1971 г. члены Комитета прав человека
В.Н.ЧАЛИДЗЕ, А.Д.САХАРОВ, А.Н.ТВЕРДОХЛЕБОВ и эксперт Комитета
А.С.ВОЛЬПИН направили генеральному прокурору СССР РУДЕНКО
надзорную жалобу с ходатайством о пресечении нарушений со
стороны следствия права на защиту ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО.
Заявление следователя, что "требования УПК РСФСР по статье 201
уже выполнены без участия адвоката", противоречит советскому
уголовно-процессуальному законодательству, а вся практика
"допусков" адвокатов к "секретным" делам, сверх того,
международному праву, Конституции СССР, положению об
адвокатуре РСФСР и элементарной логике, не говоря уже о том,
что "каков бы ни был орган, издавший акт, на котором основан
отказ АПРАКСИНА по мотивам отсутствия у КАМИНСКОЙ "допуска" к
секретному делопроизводству, ясно, что этот орган издал не
только противоправный, но и неквалифицированный акт в том
смысле, что этот акт не защищает тайны секретного
делопроизводства. Действительно, согласно УПК защитник,
участвуя в деле, вправе знакомиться не с большим количеством
документов, чем сам обвиняемый, а возможность привлечения
человека в качестве обвиняемого не ставится ни законодателем,
ни практикой в зависимость от наличия "допуска" к секретному
делопроизводству. Такое заведомое недоверие к адвокату
необоснованно и несомненно ущемляет профессиональное
достоинство адвоката, тем более, что согласно положению об
адвокатуре, статья 10, в члены коллегии адвокатов не
избираются лица, "не отвечающие" по своим моральным и деловым
качествам званию советского адвоката".
7 декабря 1971 г. мать ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО НИНА ИВАНОВНА
БУКОВСКАЯ обратилась к председателю Президиума Верховного
совета СССР Н.В.ПОДГОРНОМУ с просьбой дать указание о
соблюдении установленного советским законом права на защиту
(от адвоката, которого Н.И.БУКОВСКАЯ смогла найти для своего
сына, тот отказался, так как следователь не представил
БУКОВСКОМУ этого адвоката лично, а рекомендовал заочно).
Н.И.БУКОВСКАЯ сообщает также о своих опасениях, что и ее могут
не пустить в зал судебного заседания, объявив свидетелем по
делу, и просит оградить ее от такого произвола.
12 декабря 1971 г. члены Комитета прав человека
А.Д.САХАРОВ, А.Н.ТВЕРДОХЛЕБОВ, В.Н.ЧАЛИДЗЕ и И.Р.ШАФАРЕВИЧ
обратились к председателю Московского городского суда с
выражением своего желания присутствовать на судебном процессе
над БУКОВСКИМ и "лично наблюдать отправление правосудия в этом
представляющем большой общественный интерес деле" и просьбой
сообщить им по телефону дату слушания дела.
Академик А.САХАРОВ, академик М.ЛЕОНТОВИЧ,
член-корреспондент АН СССР И.ШАФАРЕВИЧ и писатель А.ГАЛИЧ в
письме генеральному прокурору СССР и министру юстиции СССР
сообщают, что, ознакомившись с материалами, характеризующими
деятельность БУКОВСКОГО, они считают, "что эти материалы не
могут служить основанием для ареста и суда над БУКОВСКИМ. Они
не содержат ни клеветнических измышлений, ни агитации и
пропаганды в целях подрыва советского государственного и
общественного строя. Его интервью основано на виденном,
слышанном и пережитом им самим во время заключения в
спецпсихобольнице и лагере. Что же касается медицинских
документов, переданных БУКОВСКИМ западным психиатрам, то они
вообще не могут рассматриваться как клеветнические, поскольку
являются копиями подлинных документов".
27 декабря 1971 г. член Союза писателей СССР
В.Е.МАКСИМОВ, секретарем которого Буковский был вплоть до
ареста (см. Хронику N22), обратился со следующим заявлением к
генеральному прокурору СССР и председателю Верховного суда
СССР:
"Ознакомившись с документами, переданными моим
секретарем Владимиром Буковским на суд международной
психиатрии, считаю долгом заявить следующее:
1. Насколько мне известно, выписки из истории
болезни, медицинские заключения, акты врачебных экспертиз
никогда не составляли и не составляют объекта
государственной тайны. Тем более, если они
квалифицированны и нелицеприятны.
2. Советские психиатры должны только приветствовать
широкую гласность своих, я смею надеяться,
беспристрастных выводов, с тем, чтобы в самом истоке
пресечь провокационные слухи и досужие вымыслы
политических обывателей, которыми с большой выгодой для
себя пользуется так называемая буржуазная пропаганда.
На основании изложенного считаю возбуждение
судебного дела по этим мотивам против Владимира
Буковского несостоятельным.
Разумеется, у следствия могут быть дополнительные
данные, о которых, до ознакомления с ними, мне трудно
судить. В таком случае долг следственных органов
представить их нашей общественности".
29 декабря 1971 г. в открытом письме Инициативной группы
о В.БУКОВСКОМ говорится, что он "добыл, собрал
судебно-психиатрические диагнозы, на основании которых
подвергаются многолетнему изощренному мучительству люди,
осмелившиеся у нас критиковать то, что по их мнению
заслуживает критики. БУКОВСКИЙ передал эти документы западным
психиатрам, чтобы они могли изучить проблему и поднять ее
перед лицом мирового общественного мнения...
...Участь БУКОВСКОГО отныне и навсегда связана с
важнейшей общественной проблемой: осуждение БУКОВСКОГО нужно
тем, кто хочет скрыть существование системы психиатрических
расправ и продолжать такие расправы". Письмо заканчивается
призывом: "Свободу Владимиру Буковскому!".
Суд над ВЛАДИМИРОМ БУКОВСКИМ
5 января 1972 г. в помещении Люблинского районного суда
(Егорьевская ул., 14) состоялся суд над ВЛАДИМИРОМ
КОНСТАНТИНОВИЧЕМ БУКОВСКИМ.
Подъезд к помещению суда был перекрыт милицией за квартал
с обеих сторон. В зал суда не были допущены ни мать
БУКОВСКОГО, привлекавшаяся в качестве свидетеля, вопреки ее
заявлению, что она ничего не может сообщить суду по существу
дела, ни кто-либо из друзей и членов Комитета прав человека
("из-за отсутствия свободных мест").
Судебное разбирательство проводила выездная сессия
Мосгорсуда: судья В.ЛУБЕНЦОВА, прокурор А.БОБРУШКО, народные
заседатели КОНДАКОВ и ШЛЫКОВ, адвокат В.Я.ШВЕЙСКИЙ, секретарь
ОСИНА.
В.К.БУКОВСКИЙ обвинялся в том, что распространял
антисоветские материалы клеветнического содержания, передавал
иностранным корреспондентам клеветническую информацию,
утверждал, что в Советском Союзе здоровых людей помещают в
психиатрические больницы тюремного типа. В обвинительном
заключении говорилось также, что "Буковский имел цель
организовать подпольную типографию для распространения
материалов Самиздата".
В.БУКОВСКИЙ заявил суду девять ходатайств: о
конкретизации обвинения; о вызове в суд свидетелей, могущих
подтвердить истинность его заявлений западным корреспондентам;
о гласности суда и допуске в зал его друзей и знакомых; о
приобщении к делу некоторых документов, в частности - отказа
председателя коллегии адвокатов АПРАКСИНА выделить адвоката
Д.И.КАМИНСКУЮ из-за отсутствия у нее "допуска к секретному
судопроизводству".
Суд отклонил все заявленные БУКОВСКИМ и его адвокатом
ШВЕЙСКИМ ходатайства и лишь постановил приобщить к делу
несколько жалоб БУКОВСКОГО. В.БУКОВСКИЙ сообщил суду, что в
интервью, данном им иностранным корреспондентам, он говорил о
фактах своей биографии и о других известных ему лицах,
которые, будучи абсолютно психически здоровыми, были помещены
судебными властями в психиатрические больницы без каких-либо
медицинских и юридических оснований. Он рассказал об условиях
содержания в Ленинградской спецпсихобольнице и о применяемых
мерах принудительного лечения, о том, что уколы аминазина и
сульфазина, вызывающие повышение температуры и тяжелую
душевную депрессию, назначаются по жалобам санитаров; о том,
что выписаться из больницы можно лишь отказавшись от своих
убеждений. БУКОВСКИЙ сообщил суду ряд фактов бесчеловечного
обращения с заключенными Ленинградской спецпсихобольницы.
В ответ на вопрос, с какой целью он давал интервью
западным корреспондентам, не имел ли он целью подрыв или
ослабление советской власти, В.БУКОВСКИЙ ответил безусловным
отрицанием и сказал, что думал только о людях, своих друзьях и
других, которых, может быть, удастся спасти.
БУКОВСКИЙ отрицал вменяемую ему в вину передачу двух
документов бельгийцу ХУГО СЕБРЕХТСУ.
Остановившись на показаниях свидетеля А.П.НИКИТИНСКОГО,
его школьного приятеля, сотрудника таможни Шереметьевского
аэродрома, БУКОВСКИЙ сказал, что НИКИТИНСКИЙ неоднократно
предлагал ему пропустить кого-нибудь из-за границы с
множительным аппаратом без таможенного досмотра, а он,
БУКОВСКИЙ, отказался от такого плана, после чего НИКИТИНСКИЙ
перестал бывать у БУКОВСКОГО дома.
При допросе свидетель НИКИТИНСКИЙ на заданный ему вопрос,
почему же он, будучи коммунистом, слушал на квартире
БУКОВСКОГО антисоветские высказывания, которые, по его словам,
возмущали его, молчал и продолжал ходить в дом, - ответил: "Я
говорил ему: Володя, брось это, стену лбом не прошибешь".
Адвокат ШВЕЙСКИЙ В.Я. сказал, что обвинение допустило
ошибку, квалифицировав деяния БУКОВСКОГО по ст. 70 УК РСФСР,
что эпизоды обвинения, как и показало судебное
разбирательство, остались недоказанными и попросил для своего
подзащитного оправдательного приговора.
Последнее слово ВЛАДИМИРА БУКОВСКОГО
Граждане судьи!
Я не буду касаться юридической стороны обвинения,
потому что я в зале суда уже доказал полностью его
несостоятельность. Адвокат в своей речи также доказал
полную несостоятельность обвинения, и я согласен с ним по
всем пунктам защиты.
Скажу другое: расправа надо мной готовилась уже
давно, и я об этом знал. 9-го июня меня вызвал прокурор
Ванькович и угрожал расправой; потом появилась статья в
газете "Правда" под заголовком "Нищета антикоммунизма",
которую почти целиком процитировал в своей речи прокурор.
Статья содержала в себе обвинение, что я будто бы за
мелкие подачки "продаю в подворотнях иностранным
корреспондентам клеветническую информацию".
И, наконец, в журнале "Политическое
самообразование", в N2 за 1971 год, была помещена статья
зам. председателя КГБ С.Цвигуна, в которой также
говорилось, что я занимаюсь антисоветской деятельностью.
И, совершенно понятно, что маленький следователь, проводя
следствие по моему делу, не мог пойти против своего
начальника и вынужден был во что бы то ни стало
попытаться доказать мою вину.
Перед арестом за мной была установлена постоянная
слежка. Меня преследовали, мне грозили убийством, а один
их тех, кто за мной следил, распоясался настолько, что
угрожал мне своим служебным оружием. Уже будучи под
следствием, я заявил ходатайство о том, чтобы против этих
лиц было возбуждено уголовное дело. Я даже указал номер
служебной машины, на которой эти люди ездили за мной, и
привел другие факты, которые давали пол ную возможность
для их розыска. Однако на это ходатайство я не получил
ответа от тех инстанций, куда его направлял. Зато от
следователя был получен ответ весьма красноречивый:
"Поведение Буковского на следствии дает основание для
обследования его психического состояния".
Следствие велось с бесчисленными процессуальными
нарушениями. Можно сказать, что не осталось ни одной
статьи в УПК, которая не была бы нарушена. Следствие
пошло даже на такую позорную меру, как помещение со мной
в тюрьме камерного агента - некоего Трофимова, который
сам признался мне, что ему было поручено вести со мной
провокационные антисоветские разговоры с целью
спровоцировать меня на аналогичные высказывания, за что
ему было обещано досрочное освобождение. Как видите, то,
что мне инкриминируется как преступление, некоторым людям
разрешается, если этого требуют "интересы дела".
Я посылал об этом жалобы в различные инстанции и
требовал сейчас, на суде, приобщить их к делу, но суд
"постеснялся это сделать".
Что касается следователя, то он, вместо того, чтобы
рассмотреть эту жалобу и дать мне ответ, направил меня на
стационарное медицинское обследование в Институт судебной
психиатрии им. Сербского.
Следственному отделу УКГБ очень хотелось, чтобы я
был признан невменяемым. Как удобно! Ведь дела за мной
нет, обвинение строить не на чем, а тут не надо
доказывать факта совершения преступления, просто человек
- больной, сумасшедший...
И так бы оно все и произошло. И не надо было бы
сейчас этого судебного разбирательства, и не было бы
моего последнего слова: меня осудили бы заочно, в мое
отсутствие... Если бы не оказало влияние интенсивное
вмешательство общественности. Ведь после первого срока
экспертизы - в середине сентября - врачебная комиссия
обнаружила у меня зловещую неясность клинической картины,
и по вопросам врачей, обращавшихся ко мне после этого, я
понял, что меня собираются признать невменяемым. И только
5-го ноября, после давления, оказанного общественностью,
новая медицинская комиссия признала меня здоровым. Вот
вам достоверное доказательство моих утверждений (которые
здесь в суде называют клеветническими), как по указанию
КГБ чинятся психиатрические расправы над инакомыслящими.
У меня есть и другое доказательство этого. В 1966 г.
меня восемь месяцев, без суда и следствия, держали в
психиатрических больницах, переводя, по мере выписки
врачами, из одной больницы в другую.
Итак, 5 ноября я был признан вменяемым, меня вновь
водворили в тюрьму, и процессуальные нарушения
продолжались. Грубо было нарушено при окончании следствия
выполнение 201-й статьи УПК РСФСР. Я требовал, чтобы мне
был предоставлен избранный мною адвокат. Но следователь
мне в этом отказал и подписал статью 201 один, да еще
написал при этом, что я отказался ознакомиться с делом.
В соответствии со своим правом на защиту,
предусмотренным ст. 48 УПК РСФСР, я потребовал пригласить
для своей защиты в суд адвоката Каминскую Дину Исааковну.
С этой просьбой я обратился к председателю Московской
коллегии адвокатов и получил его отказ с резолюцией:
"Адвокат Каминская не может быть выделена для защиты, так
как она не имеет допуска к секретному делопроизводству".
Спрашивается, о каком "секретном делопроизводстве" может
идти речь, когда меня судят за антисоветскую агитацию и
пропаганду? И вообще, где, в каких советских законах
упоминается об этом пресловутом "допуске"? Нигде. Итак,
адвокат мне предоставлен не был. Более того,
вышеупомянутый ответ из коллегии адвокатов, с которым я
был ознакомлен и на котором имеется моя подпись, был из
дела изъят и возвращен в коллегию адвокатов, о чем в деле
имеется справка. Взамен его был вложен другой, вполне
невинный ответ председателя коллегии, с которым я
ознакомлен не был. Как это можно расценивать? Только как
служебный подлог.
Потребовалась моя 12-дневная голодовка, жалоба
генеральному прокурору СССР, в Министерство юстиции СССР
и в ЦК КПСС, а также новое активное вмешательство
общественности, чтобы мое законное право на защиту было,
наконец, осуществлено, и мне был предоставлен
приглашенный моей матерью адвокат Швейский.
Сегодняшнее судебное разбирательство велось также с
многочисленными процессуальными нарушениями.
Обвинительное заключение, в котором 33 раза употребляется
слово "клеветнический" и 18 раз слово "антисоветский", не
содержит в себе конкретных указаний на то, какие же
именно факты из сообщенных мной западным корреспондентам
являются клеветническими и какие именно материалы из
изъятых у меня при обыске и якобы распространявшихся мною
являются антисоветскими.
Из девяти ходатайств, заявленных мной в начале
судебного разбирательства и поддержанных моим адвокатом,
восемь было отклонено. Никто из заявленных мной
свидетелей, которые могли опровергнуть различные пункты
обвинения, судом вызван не был.
Мне инкримирована, в частности, передача
антисоветских материалов приезжавшему в Москву фламандцу
- Хуго Себрехтсу. Эти материалы якобы передавались ему
мной в присутствии Вольпина и Чалидзе. Однако мое
требование о вызове этих двух людей в качестве свидетелей
не было удовлетворено. В суд не был вызван, далее, ни
один человек из 8 названных мной, которые могли
подтвердить истинность моих утверждений относительно
фактов помещения и условий содержания людей в специальных
психиатрических больницах. Суд отклонил мое ходатайство о
вызове этих свидетелей, мотивировав тем, что они -
душевнобольные и не могут давать показаний. Между тем,
среди этих людей есть двое - З.М.Григоренко* и
А.А.Файнберг**, которые никогда не помещались в
спецпсихобольницы, а бывали в этих больницах только в
качестве родственников, и могли бы подтвердить мои
показания об условиях содержания в этих больницах.
__________
* - Зинаида Михайловна, жена ген. Петра Григоренко. -
Ред.
** - Мать Виктора Файнберга. - Ред.
В суд были приглашены только те свидетели, которых
представило обвинение. Но что же это были за свидетели?
Так, ко мне подсылался перед моим арестом, по всей
вероятности, сотрудниками КГБ, военнослужащий войск
госбезопасности, ныне работающий в отделе таможенного
досмотра на Шереметьевском аэродроме, мой бывший школьный
товарищ, некий Никитинский, которому было поручено
спровоцировать меня на преступление - организацию ввоза
из-за границы оборудования для подпольной типографии. Но
незадачливому провокатору осуществить это не удалось.
Тогда следствие, а затем и суд, попытались сделать его
свидетелем по этому пункту обвинения. Мы видели здесь,
что Никитинский не справился и с этой задачей.
Для чего же потребовались все эти провокации и
грубые процессуальные нарушения, этот поток клеветы и
ложных бездоказательных обвинений? Только для того, чтобы
наказать одного человека?
Нет, тут "принцип", своего рода "философия". За
предъявленным обвинением стоит другое - непредъявленное.
Осуждая меня, власти преследуют цель скрыть собственные
преступления - психиатрические расправы над
инакомыслящими.
Расправой надо мной они хотят запугать тех, кто
пытается рассказать об их преступлениях всему миру. Не
хотят "выносить сор из избы", чтобы выглядеть на мировой
арене этакими безупречными защитниками угнетенных!
Наше общество еще больно. Оно больно страхом,
пришедшим к нам из времен сталинизма. Но процесс
духовного прозрения общества уже начался, остановить его
невозможно. Общество уже понимает, что преступник не тот,
кто выносит сор из избы, а тот, кто в избе сорит. И
сколько бы мне ни пришлось пробыть в заключении, я
никогда не откажусь от своих убеждений и буду высказывать
их, пользуясь правом, предоставленным мне статьей 125
советской конституции, всем, кто захочет меня слушать.
Буду бороться за законность и справедливость.
И сожалею я только о том, что за этот короткий срок
- 1 год 2 месяца и 3 дня, - которые я пробыл на свободе,
я успел сделать для этого слишком мало.
Приговор суда: 7 лет лишения свободы, из них первые 2
года тюрьмы, остальные 5 лет - ИТЛ строгого режима, плюс 5 лет
ссылки; судебные издержки в размере 100 руб. возложить на
Буковского.
